Солнышко не потрудилась отвечать. Просто встала рядом с Лео и, взяв его за руку, поднесла к губам, а потом провела ею по своей щеке.
– Неужели?
Подчинившись, Лео заботливо прижал ее к себе.
– Натали, сегодня у меня частная вечеринка. В зале журналисты, которых может заинтересовать, какого черта здесь происходит. Давай не будем выносить все это на публику. Возвращайся в Сидней. Если не хочешь ехать ночью, можешь остановиться в ближайшем отеле.
– Почему я не могу поехать к тебе? – Натали сбросила пальто. Ее губы изогнулись в змеиной улыбке.
Солнышко в приступе ярости напряглась, Лео слегка сжал ей руку, молча, прося не вмешиваться. Она понимала, что должна послушаться его. Понимала… В этот момент Натали облизнула губы, подняла брови, и ярость взяла верх. Солнышко расхохоталась злобным, неестественным смехом.
– Совсем забыла про ваши татуировки. Бабочки. А вы знаете, что в мире насекомых бабочки самые ужасные насильники?
Она услышала, как Лео коротко рассмеялся, и стиснула его руку. С силой.
Натали уставилась на татуировку:
– Не говорите ерунды.
– Они так отчаянно стремятся к спариванию, что не могут дождаться, когда самка выйдет из куколки. Понимаете, это стадия их метаморфоза, в которую они переходят из гусеницы.
– Гадость какая!
– Я вас понимаю! Особенно если учесть, что они собираются в стаю и ждут, когда появится самка. Она еще вся мокрая, крылышки не открыты, а первый самец уже набрасывается на нее и… ну, думаю, вы можете себе представить. А потом ее имеют все остальные по очереди.
– Это… – Казалось, Натали утратила дар речи. Солнышко печально взяла ее за руку:
– В следующий раз сделайте орла, он, по крайней мере, находит пару на всю жизнь.
Натали стояла и, дрожа от бессильной злобы, переводила взгляд с Солнышка на Лео и обратно. Так продолжалось какое-то время. Три человека на маленькой смотровой площадке. Никто не двигался. Потом Натали последний раз с ненавистью посмотрела на Солнышко и ушла. Солнышко выпустила руку Лео и сделала шаг назад.
– Вот теперь я вернусь в зал.
– Зачем ты вообще выскочила?
– Я просто подумала, что тебе может понадобиться поддержка.
– У тебя был такой вид, как будто ты собираешься прыгнуть в пропасть.
Нет. Нет!
– Просто я не люблю насилия. А она тебя ударила. Это меня взбесило.
Лео, смеясь, провел пальцами по щеке.
– Да уж, тебе точно нужно потренироваться, чтобы тягаться с ней.
Ей стало стыдно, она почувствовала, что краснеет.
– О боже, ты прав. Я такая же, как она.
– Ты совсем не такая.
– Но я тоже тебя ударила!
– Но потом поцеловала, помнишь?
– Я… да, помню. Она поежилась.
– Тебе холодно?
– Я взяла пальто, но оно в машине.
– Тогда иди сюда. А Лунность? Она тоже в машине?
Она кивнула.
– Значит, это произойдет?
– Да, если ты уверен, что не возражаешь. Завтра годовщина.
– Солнышко. – Он погладил ее по голове, и они замерли. Надолго. – Мы уйдем, как только уберут десерт, хорошо?
– Тони…
– Плевать мне на Тони, да и тебе тоже. Как бы там ни было, он в состоянии о себе позаботиться. Наверняка приехал на своей машине. Я ни минуты не сомневаюсь, что ты не посадила бы его в машину, в которой Лунность.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, и все. А история про бабочек – это правда?
– Для некоторых видов, не уверена, что для всех.
Он открыл дверь в ресторан, откуда доносился смех.
– Бедная Натали. Возможно, у нее на руках вовсе нет насильников.
– Думаешь, я должна ей сказать?
– Уж если я смог найти в Интернете про расширение зрачков, то уверен: Натали найдет про бабочек-насильников. Хотя мне понравилось про орлов. На всю жизнь.
Час настал.
Солнышко с урной стояла на веранде дома Лео, перед лестницей, ведущей вниз. Она была босиком, в длинном, до самых лодыжек, вязаном пальто, надетом поверх платья из конопли. Без застежек. Смесь облачения ведьмы и хиппи, будто специально придуманное для этого обряда.
– Хорошо. Лео ждал.
– Хорошо, – повторила она, едва заметно кивнув. Потом бросила через плечо короткий взгляд на Лео. – Я должна сделать это сама.
– Знаю. Я спущусь на пляж, на случай, если тебе что-нибудь понадобится, но останусь на нижних ступеньках.
– Ты мне не понадобишься.
– Мало ли что.
Солнышко выглядела бледнее, чем обычно. Вся в напряжении. Но словно охваченная странной надеждой. Наконец она расправила плечи и начала спускаться.
Подождав пару минут, Лео последовал за ней. Когда он дошел до пляжа, она уже стояла на кромке воды. Он понял, что никогда не сможет забыть ее образ в окружении лунного света, прибоя, песка и ночи. Она поднесла урну к губам и поцеловала ее.
А потом сняла крышку и бросила ее за спину.
Как по сигналу, подул ветер. Солнышко, запрокинув голову, на миг прижала урну к груди, а затем решительным движением бросила пепел в сторону воды. Повторила это еще раз. Наклонилась, наполнила урну морской водой, потрясла ее и, дождавшись следующей волны, перевернула, чтобы содержимое попало прямо на гребень. Волна отхлынула, унося в океан последнюю горстку пепла Лунности.
Минуты шли.
Ветер стих.
Только волны прибоя по-прежнему мерно накатывали на песок.
Жизнь продолжалась.
Солнышко отбросила красивую урну на песок и пошла в сторону Лео. По ее щекам текли слезы.
Он распахнул объятия, она шагнула прямо в них. Он ничего не говорил. Только прижимал ее к себе, пока слезы, постепенно утихнув, не высохли.
Она подняла на него глаза:
– Спасибо тебе. Знаешь, она бы тебя полюбила. «А ты?» Вместо этого он сказал: